Красота драгоценна, потому что недолговечна…
Тысячу лет назад одна придворная дама, служившая в императорском дворце в Хэйан Кё, окунула свою кисточку в судзури, затем засмотрелась на щетинки, набухшие от чернил. Она опустила фудэ на бумагу и быстро задвигала рукой.
Хару ва акэбоно … Весной, рассвет. Небо, окрашенное утренним светом, медленно проясняется, и пурпурные облака простираются над горами…
Она направляла кисточку по странице верх и вниз.
Нацу ва ёру … Летом, ночь. Не описать словами ночи освещенные луной, лишь безлунные ночи, когда пересекаются в темноте огни светляков…
Кисточка двигалась, словно сама по себе.
Она посмотрела на левый край судзури и продолжила.
Аки ва югурэ … Осенью, вечер. Заходящее солнце покрывает глянцем края гор, и птицы летят к гнездам…
Колышущаяся стая диких гусей летит вдалеке и исчезает в темноте…
«Сёнагон», - позвал голос. Она убрала руку с листка и посмотрела в сторону коридора.
Затем она глянула на то, что написала, положила фудэ на судзури продольно. Когда она встала, кисточка немного сдвинулась, она наклонилась и нежным движением поправила её. Удовлетворенная тем, что ручка кисточки выровнялась с левым краем судзури, она вышла из комнаты.
Так начинается «Макура но соси» («Записки у изголовья») Сэй Сёнагон: всякая всячина, дневниковые записи, воспоминания. Один из самых ранних шедевров японской прозы в жанре дзуйхицу (буквально вслед за кончиком кисти), появившемся в начале 11 века. Отличительная особенность жанра – автор свободно выражает свои мысли.
Сёнагон создала контуры моно но аварэ: красота драгоценна, потому что недолговечна. Моно но аварэ – наследие эпохи Хэйан - стало уникальным эстетическим понятием Японии.
Преднамеренная незаконченность создает пространство для воображения читателя, несимметричность предполагает движение. Сёнагон предлагает все вещи в движении, напоминая, что они ещё будут продолжать перемещаться. Облака только простираются, прежде чем пропадут, пути светляков не встретятся, а стая гусей исчезает только из поля зрения. Её предложения не заканчиваются, они как цветки сакуры, которые рассеивает ветер.
Если говорить откровенно, то моно но аварэ в период Хэйан было ещё далеко не сформированным понятием. Почти современница Сёнагон, Мурасаки Сикибу, употребляет слово аварэ более тысячи раз на страницах «Повести о Гэндзи». Но интересно, понимали ли тогда японцы, читая «Записки …», что Сёнагон на страницах своей книги сделала что-то такое, что связано со всем человечеством, независимо от времени, культуры, языка?
Элла Михайленко